IMPROVISATION (21)

   Бомж

Почему-то сегодня вспомнилась жена и дочь. Где они сейчас, вспоминают-ли?

Его окликнул «коллега» – КовЫль. Такой же бомж, как и он сам. 

- Михалыч,  держи… – КовЫль с добродушной беззубой, улыбкой, протягивал ему флакушу настойки боярышника, в простонародье  «Боярки».

Михалыч,  машинально пошарив в кармане, достал надкушенный огурец.

Молча чокнулись.

Михалыч,  выдохнул, опрокинув содержимое флакуши, высоко задрав голову и замер, задержав дыхание.

- Михалыч, куда ты рвёшь? -  Обиженно прогундосил КовЫль.

 - А попиздеть?

- Нема настроя. – Прокашлял в ответ Михалыч. 

С КовЫлём он был знаком достаточно давно, по меркам бомжевания, уже второе лето. Они частенько коротали вечера, под бутылочку и разговоры за жизнь. Вместе с тем он до сих пор не знал, как его имя?

Довольно странно, что эта мысль только сейчас посетила Михалыча.

- КовЫль, а имя то как, по-настоящему?

- Серёгой крестили.

 Михалыч  молча протянул руку…

- Петька – как можно торжественней объявил он.

- Похоже,  придётся ещё за «снарядами» бежать… - подытожил КовЫль.

Молча поднявшись, он неторопливо, как все люди его круга, прихрамывая, потянулся в сторону аптеки.

Михалыч равнодушно, без эмоций, смотрел ему вслед.  Как озарение, до него дошло, что поганяло  - КовЫль, приклеилась  его корифану  из-за того, что тот, как-то по смешному,  с припрыжкой,  хромает на левую ногу.

Что-то много сегодня размышлений. – Поймал себя на мысли Михалыч

 – Это не к добру, уж точно.

Его мысли, меж тем самостоятельно от сознания двигались дальше. Проскакивали мимолётными кадрами картинок  детства:  -  мать с отцом,  свадьба,  друзья,  имена которых  из-за скорости воспроизведения кадров его кинофильма, не вспоминались. Учёба  в Институте советской торговли,  престижная работа  Зава  - одного из центральных гастрономов Москвы…

 Потом, как обрыв киноплёнки. Холодный пот выступил на лбу.

- Да, что ж за блядство такое!  Зачем, именно сегодня, воспоминания наваливаются на его воспалённый мозг!  Вроде вчера не набрался?

Михалыч попытался отогнать эти мысли от себя, с надеждой, что вот сейчас, из-за угла, прыгающей походкой  Паниковского появится КовЫль, но тот, как на зло не появлялся.

Вспомнилось начало разлада в семье, скандалы, пьяная драка с любовником жены, нож сверкнувший в руке, истошный крик жены, кровь, кровь, кровь…

Его судили в Москве. Убийство любовника и причинение «лёгких» телесных повреждений супруге в состоянии аффекта.  Так было квалифицировано следствием.

Деньги,  положение, связи, друзья, сделали своё дело.  Итог:  - пять лет колонии общего режима. Из них, пришлось отсидеть три, потом УДО и возвращение на «историческую Родину» в свой город, на севере Беларуси.

Лагерные воспоминания не отпечатались, прошли не заметно.

Работа экспедитором мясокомбинат пронеслась  как один, прожитый в хмельном угаре.

Статья за пьянку, увольнение, поиск новой работы…   Теперь Он тут!

 Квартира в центре Москвы осталась за женой и дочерью.  Здесь, на Родине,  всегда ждала «уютная», на его сегодняшний взгляд, распределительная теплотрассы, состоящая из двух комнатушек.  Летней и зимней резиденции – как он любил подшучивать в разговоре.

 Одна «комната» была без труб теплоцентрали, а во второй проходили замысловато изогнутые толстые трубы с задвижками, которые разносили тепло по всему городу. В самые лютые морозы здесь всегда было тепло, а тепло для бомжа – это жизнь!

Он понимал, что « жизнью» его сегодняшнее положение называть сложно. Жизнь осталась там, в прошлом, да и было ли она вообще…

Михалыч снова, в полголоса, выругался.

Здесь на окраине города,  возле «точки» -  пункта приёма стеклотары,  металлома,  макулатуры у магазина была своя тусовка.

К восьми часам каждого утра, как на работу, они уныло брели со своих лёжек, разбросанных  вблизи «точки».

Среди таких как он, была строгое разделение обязанностей.

Так он, занимался  «хрусталём», - сбором стеклотары, уважаемая, «элитная» должность.  КовЫль,  дружбан и подельник, сидел на «типографии» - макулатура, картон.  Женский контингент -  «чистил» свалку.  Именно они, женщины,  обеспечивали не частые, но весёлые и шумные совместные  «корпоративы», с изысками кулинарии:  - красная рыба, иногда икорка, всевозможные копчёности, овощи и много другой всячины, которая попадала на свалку. Неизвестно откуда?

Удивление возникало у многих, но только не у  Михалыча,  отлично просекавшего  все расклады и тонкости торговли.  Попадание на свалку «деликатесов» - это всего лишь неизбежная составляющая бизнеса.

Михалыч отвлёкся от мыслей, услышав шаркающую походку КовЫля.

- Ну,  бля, тебя только за смертью посылать! – С некоторой радостью за то, что наконец, терзающие воспоминания прерваны, выпалил Михалыч.

- Ты понимаешь, эта сука, аптекарша, решила поизголяться – блядина!

- Только по одной в руки, только по одной… - Скривив свою и без того смешную рожу, передразнивая аптекаршу, тонким голосом пропищал КовЫль.

-  Представляешь, два раза занимал очередь, и Толяна Лысача попросил.

 - Ещё эти одуванчики божьи, в рот их …., вечно со своим корвалолом и валидолом!

- Весь на нерве сижу!

КовЫль торжественно вынимал из бездонных карманов своей кацавейки шесть флаконов боярки.

- Да, ты Серёга,  решил сегодня замутить не на шутку? – Михалыч  сам удивился, что в первый раз назвал КовЫля Серёгой!  Тот, как бы уловив мысль Михалыча, спокойно, по-дружески сказал:

- Да, всё нормалёк, Петь. Знакомство дело серьёзное, я ж понимаю…

Михалыч поставил на небольшое крыльцо рампы магазина свою походную торбочку и стал извлекать незатейливую закусь,  предусмотрительно разложенную в полиэтиленовые фасовочные баночки с крышками. На вид  получилось довольно пристойно.

Здесь, на рампе магазина, они были своими ребятами. Грузчики и продавцы  не гоняли зная, что без спроса они ничего не возьмут,  иногда сами давали продукты к их походному столику.

 Михалыч здесь был в особом почёте. Заведующая знала о его прошлом.

Бывало,  выходила на рампу, отзывая Михалыча,  что-то долго объясняла ему, бурно жестикулируя.  Михалыч,  с невозмутимым видом, по-учительски, ей что-то объяснял. Заведующая расплывалась в добродушной улыбке, похлопав дружески по плечу, исчезала в катакомбах магазина. Через несколько минут появлялась снова, но уже с внушительным пакетом. Михалыч, всё это время терпеливо ожидал, затем чинно раскланивался, с чувством собственного достоинства забирал пакет, возвращался к корешам.

После нехитрой процедуры, получения хабара, наступал праздник.

Михалыч, торжественно, раскладывал свой скарб.

В содержимое пакета входил полный боекомплект  включающий:  - ароматный хлеб и колбасу, водочку с коньячком, копчёную рыбку и, почему-то всегда апельсины. Как видно заведующая была уверена в чудодействие этого фрукта.

О чём консультировал Михалыч – никто не знал, да и не хотел догадываться.  О его уме, в кругах тусовки, ходили легенды. Все жизненные и «производственные» проблемы старались обсудить именно с ним,  Михалычем.

«Застолье» плавно миновало свой зенит.

Подтянулся  Толян Лысый внеся свою лепту, две бутылки «чернила» к общаку  на десерт. Тело приятно расслабилось, захотелось  ближе к «дому».

Михалыч, без предисловий поднялся, протянул руку. Никто из присутствующих даже не подумал задавать вопросы.

- Держи Серёга, держи Толян – Михалыч пожал руки сотоварищам.

Путь был недолгим. До лежки, минут десять неторопливо-расслабленного шага. Но мысль Михалыча снова заработала.

- Надо бы зарулить к гаражам! – Там всегда, к концу дня, собирался «хрусталь».

Мужики, под видом починки авто, уходили из дома, кооперировались и, определив один из гаражей, под рассказы из жизни шоферов, проводили не скучно, время.

К вечеру, изрядно нагрузившись, расползались по домам, к «тявкающим» жёнам.

Вот и окраина, дальше, за железнодорожной насыпью, гаражи. Михалыч, не без труда, форсировал канаву, перевалил через крутую насыпь.

- Вот они, родные!  - Издали, в лучах заходящего солнца,  поблёскивали разбросанные бутылки.

Михалыч наклоняясь, как грибник, стал складывать их в большой целлофановый мешок из под сахара, всегда присутствующий в походной торбе.

- Да, здОрово гульнули мужики, не зря зашёл! – Размышлял Он.

Краем глаза, Михалыч заметил мелькнувшую фигуру в спортивном костюме. Сердце как-то неприятно больно кольнуло.

- Наверное, за машиной - промелькнуло в голове. 

Рослая фигура мужика, лет тридцати, как ему показалось, приближалась.

 Михалыч продолжал своё занятие. Фигура поравнялась с Михалычем и, приостановилась за его спиной. В мыслях, с быстротой молнии промелькнуло:

- Не становись к незнакомцам спиной!  Эта была последняя мысль, за сегодняшний день и, не очень долгую, но бурную жизнь Михалыча.

Сильный толчок сзади повалил Михалыча лицом вниз, на кучку мусора, мешок с бутылками, предательски звеня стеклом,  повалился на бок.  Руки неестественно вывернулись ладонями вверх. По затылку,  из аккуратной, круглой дырочки, пульсировала кровь. Тело конвульсивно дёрнулось…

 Виталий, воровато огляделся по сторонам. С одной стороны возвышалась насыпь, с другой стена гаражей.

-Тихо, вот и отлично, машинка лихо работает,  по фирмЕ! – Виталик с любовью погладил, сидящий как влитой в его руке парабеллум:

 -Эхо войны, умели делать вещи фрицы!

В мыслях радостно мелькнуло: 

- Не обманули, всё как гарантировали!  Засунул ствол за пояс  быстрым шагом удаляясь по насыпи к городу. К жизни.

…КовЫль с Лысым, понурыми лицами, молча стояли у дверей суд мед. экспертизы.

Убийство возле гаражей с быстротой факса распространилось по тусовке.  Поначалу этому не предали особого значения.

Мало-ли, что в этой  жизни происходит.  Любопытству бомжей не бывает границ.

Узнав, что трупняк  – Михалыч, все опешили.

Кому мог мешать, кого обидел этот, нормальный, свой в доску мужик? - Эти вопросы терзали всё «сообщество». Но как говорится:  -  кто ж правду скажет?

Из двери показались два полупьяных санитара. Они вытаскивали  ящик с Михалычем.

Похоронили его тут же, неподалёку, на пустыре. Там где хоронят лиц  без определённого места жительства.

Над свежим холмиком стояли Серёга и Толян, каждый наедине со своими мыслями. Они не плакали, но глаза были какими-то влажными и тусклыми.

- Бывай Михалыч…- Пробубнил КовЫль.

- Бывай… - Вторил Лысый.

Чокнувшись флакушами, оба высоко запрокинули головы.

 Две одинокие фигуры маячили на пустыре, словно неведомые птицы, время от времени откидывая головы вверх и назад.